БИБЛИОГРАФИЯ

Сергей Исаков

О русской диаспоре в Эстонии 1920–1930-х гг.
и о возможности использования ее опыта в наши дни

Книга С.Г. Исакова “Путь длиною в тысячу лет”
на XXXVII Чтениях гуманитарного семинара в Таллине 28.02.2009 года

     Русская диаспора в Эстонии 1920–1930-х гг. была весьма своеобразна во многих отношениях, в частности по своему составу. Эмигранты составляли лишь одну пятую часть русского населения Эстонской Республики. В этом одна из важнейших особенностей русской общины в Эстонии (как, впрочем, и в Латвии, частично и в Литве), принципиально отличающая ее от других стран Русского зарубежья, русского рассеяния.
В Эстонии по переписи 1934 г. насчитывалось 92 656 русских, составлявших 8,2 % населения республики. Большинство русских принадлежало к так называемому «старожильческому» русскому населению, обитавшему здесь еще до революции. Причем оно проживало преимущественно в деревнях (в 1934 г. 71 %). Это были, главным образом, крестьяне. Особо следует выделить старообрядцев Причудья, составлявших как бы отдельный регион. Ничего подобного в других общинах Русского зарубежья (опять же, если не считать стран Балтии) не было.
     В то же время в городах Эстонии была сильная прослойка интеллигенции, состоявшей прежде всего из эмигрантов, причем это были по преимуществу беженцы из столицы империи – Петербурга и его окрестностей, которые пришли сюда вместе с отступающей белой Северо-западной армией Н.Н. Юденича. Образовательный, интеллектуальный уровень этой прослойки был высок, она составляла своего рода местную русскую интеллектуальную элиту, в плане материальном – очень бедную, но в значительной мере определявшую характер, направление культурной и общественной жизни русских в Эстонии.
     Важно еще отметить, что большая часть русских проживала довольно компактно на восточных окраинах страны, прежде всего в Принаровье и в Печорском крае, присоединенных к Эстонии на основе Тартуского мирного договора с Советской Россией в 1920 г. и ранее никогда не входивших в состав исторической Ливонии. Там в ряде волостей было сплошное русское население, была русская национальная среда со своими школами, церквами, памятниками древнерусской старины и архитектуры (Печорский монастырь, Изборск, Ивангородская крепость и т. д.). Много русских проживало в Нарве, где они составляли около одной трети населения. По воспоминаниям современников Нарва была «очень русским городом».
     На эмигрантов из других стран эти русские очаги в Эстонии производили впечатление чудом уцелевших осколков старой Руси. Не случайно, один из руководителей Русского студенческого христианского движения И. Лаговский, посетивший Эстонию в 1930 г., назвал свой очерк о ней «Почти на родине», а литератор В. Оболенский заметил, что он ощущал себя здесь «просто в России», добавляя, что тут больше подлинной Руси, чем в Стране Советов. Эту же мысль высказала позже и Зинаида Шаховская, вспоминая свой приезд в Эстонию в начале 1930-х гг.: «Три дня провела в Печорах – в России – не скрою, почувствовала себя там больше на родине, чем в Москве в 1956 году». Не случайно, русские парижане так любили бывать в Эстонии.
     В Эстонской Республике сохранялась единая система русского образования: функционировало около ста русских начальных школ, финансируемых государством, несколько русских гимназий, работали Русские высшие политехнические курсы. Опять же такой единой системы русского образования – за исключением стран Балтии – больше нигде в Русском зарубежье не было.
     Политикой русские в Эстонии особенно не интересовались, хотя в ней были представлены почти все существовавшие в эмиграции политические течения, весь идеологический спектр Русского зарубежья. Зато интерес к культуре был велик и деятельность местных русских на ниве культуры отличалась интенсивностью и многообразием. Этот интерес имел особый смысл. Дело в том, что перед русской интеллигенцией очень остро встал вопрос о сохранении своей национальной идентичности и путь к этому лежал, по их мнению, через сохранение и развитие родной культуры и языка. Собственно, на это и была нацелена вся культурная деятельность русских в Эстонии 1920–1930-х гг. «Мы прежде не придавали никакого особого значения принадлежности своей к русской национальности и культуре <…>, – отмечалось в редакционной статье в сборнике «Русский Дом» в 1929 г. – Этот вольный или невольный наш русский грех сказался особенно ярко и чувствительно в настоящее время, когда мы перешли на положение меньшинства. Мы теперь стали чувствовать, что мы – русские – принадлежим к национальности, занявшей в Эстонии особое и менее выгодное положение меньшинства, и осознали себя людьми русской национальности и культуры, русского языка и воспитания. Переход на положение меньшинства в государстве обязывает нас с особой чуткостью относиться к сохранению своей национальности и родной культуры и ограждению детей наших от денационализации».
     Обратим внимание, что местные русские уже осознавали себя именно как национальное меньшинство, что необычно для эмиграции. С точки зрения Русского зарубежья они были диаспорой.
     Благодаря очень либеральному Закону о культурном самоуправлении национальных меньшинств Эстонской Республики (1925) русские имели право на культурную автономию, но в силу ряда причин – объективных и субъективных – не сумели или не смогли воспользоваться этим. Впрочем, это особенно не отразилось на их культурной деятельности.
При правительстве Эстонской Республики существовала должность русского национального секретаря, который преимущественно занимался именно проблемами культуры и образования.
     Центрами культурной жизни русских в Эстонии стали многочисленные общества – культурно-просветительные, профессиональные, молодежные, спортивные и другие, которые возникли в городах и деревнях, где проживали русские. В 1923 г. они объединились в Союз русских просветительных и благотворительных обществ в Эстонии (инициатор создания и первый председатель А. Янсон). К концу 1930-х гг. в союз входило более 90 обществ. Приходится вновь повторить: такого широкого, демократичного, хорошо продуманного объединения русских обществ не было ни в одной стране русского рассеяния, даже в соседней Латвии, хотя там было более чем в два раза больше русских, чем в Эстонии.
     Союз русских просветительных и благотворительных обществ был инициатором проведения ряда широких общерусских мероприятий. Особенно важное значение имели устраивавшиеся, начиная с 1923 г., ежегодно Дни русского просвещения. Это были своего рода национальные праздники русских с разнообразной культурной программой, с выступлениями хоров, оркестров, с театральными представлениями, речами. Именно по примеру русских из Эстонии и в других странах, где имелось русское население, стали проводиться подобные празднества, получившие наименование Дней русской культуры. Эстонские русские были зачинателями этих важных культурных мероприятий Русского зарубежья. Сейчас об этом нередко забывают.
     В 1931 г. в Таллинне проводилась Русская выставка, на которой были представлены все аспекты русской культуры в Эстонии. Устраивались фольклорные представления на основе местного русского народно-поэтического творчества, в частности инсценировка печорской свадьбы. При обществах, иногда и при церквах и гимназиях действовали хоры и оркестры, порою по своему уровню приближавшиеся к профессиональным. Особо хотелось бы тут выделить оркестр русских народных инструментов Нарвской эмигрантской гимназии под управлением К. Вережникова. В 1937 г. в Нарве и в 1939 г. в Печорах были проведены общереспубликанские русские певческие праздники, образцом для которых явно послужили эстонские праздники песни. Они имели не только широкий культурный, но и общественный резонанс, причем и за пределами Эстонии. Очень разностороннюю деятельность развернуло Русское студенческое христианское движение (РСХД). Это – общеевропейское объединение, но одним из центров его была Эстония. Только здесь оно расширило свою деятельность на деревню. В городах Эстонии работали русские народные университеты, русские библиотеки.
В Эстонии было два русских театра в Таллинне и Нарве. В состав их трупп входили и отдельные крупные актеры. Отметим хотя бы Стеллу Арбенину, с большим успехом выступавшую на русской, немецкой и английской сцене, снимавшуюся и во французском кино. В Эстонии проживало несколько выдающихся русских певцов и музыкантов, ранее выступавших в Большом театре в Москве и в Мариинском театре в Петербурге (сопрано Зинаида Юрьевская, тенор Дмитрий Смирнов, бас Иван Филиппов, концертмейстер Большого театра Сергей Мамонтов, чья деятельность в театре «Эстония» способствовала становлению эстонской оперы).
     Особо надо отметить мастеров русского балетного искусства и работу балетных студий, прежде всего студии Евгении Литвиновой в Таллинне. Они сыграли важную роль в создании эстонского национального балета.
Составной частью русской культурной жизни в Эстонии была и периодическая печать, прежде всего многочисленные газеты. В Эстонии печатались русские книги (издательства «Библиофил», «Русская книга» и др.). Всего в Эстонии в 1918–1940 гг. было выпущено около тысячи названий книг и брошюр на русском языке. Здесь проживало и работало, по меньшей мере, три десятка заслуживающих внимания русских литераторов и чуть меньше художников. Были отдельные русские архитекторы (А. Владовский и др.), композиторы (И. Тульчиев).
     Эстония считалась в Русском зарубежье в 1920-е – начале 1930-х гг. более или менее благополучной для эмигрантов страной. Б.А. Никольский, организатор Постоянного бюро русских меньшинств в Женеве, даже писал в 1927 г.: «Справедливость требует указать, что среди стран, в которых оказались русские меньшинства, на первом месте по порядочности отношения к меньшинствам стоит Эстония». Правда, надо отметить, что с середины 1930-х гг. положение начинает ухудшаться, усиливается политика эстонизации русских. Она сопровождается ограничениями демократических свобод в Эстонской Республике. Это находится в прямой связи с усилением авторитарных режимов во многих странах Европы, в особенности в Германии и в СССР.
     В конце 1930-х гг. русские деятели культуры предпринимают интересные попытки самоопределиться, понять, кто же они такие. Они приходят к выводу, что русские в Эстонии – это особая этнокультурная группа, отличная и от русских в Советском Союзе, и в то же время от русских в других странах Российского зарубежья. У эстонских русских особое положение, свои особые задачи и в конечном итоге своя особая субкультура. Такая точка зрения – не частое явление в русской эмиграции. В этой связи любопытно обращение к читателям редколлегии сборника «Витязь» (Таллинн) в 1939 г.: «Мы, русское меньшинство в Эстонии, состоим в кровном и культурном родстве с русскими людьми всего мира, но у нас есть свои особенности, свои умонастроения, свои интересы, которые важны только для нас и которые, может быть, непонятны даже русским за пределами Эстонии <…> Эта связь с землей и воля истории создают нам особое положение и налагают особые обязательства. Вот почему мы не можем довольствоваться тем, что дает нам заграница».
     Всей разносторонней деятельности русских в Эстонии был положен конец летом 1940 г., когда Эстонская Республика была аннексирована Советским Союзом. Практически все русские общества, организации, газеты были закрыты, их активные деятели репрессированы. Вся сформировавшаяся структура русской культуры в Эстонии была уничтожена.
     Новая структура культурной жизни русских в Советской Эстонии формировалась в послевоенный период в полном отрыве от старых традиций местной русской культуры. Они были объявлены классово чуждыми, враждебными коммунистическому строю. С ними боролись. Новая культура создавалась по общесоюзному, общесоветскому образцу и в первую очередь силами приезжих, мигрантов, число которых быстро возрастало. В 1989 г. в ЭССР проживало 474 834 русских (30,3 % всего населения ЭССР). Однако слой интеллигентной элиты среди них был очень тонок. В этом одно из многих отличий послевоенного русского населения от того, что было в первой Эстонской Республике.
     Естественно, положение коренным образом меняется с восстановлением независимой Эстонской Республики в 1991 г. Собственно, если быть точным, то положение стало меняться уже раньше, в период перестройки, в конце 1980-х гг., когда стали очевидными все минусы, все недостатки советской системы культуры. С начала 1990-х гг. речь шла уже не об отдельных недостатках, а о том, что вся старая система отжила свой век и нуждается в коренных, основополагающих изменениях. Нужно было создавать новую культуру, отражающую новый этап в развитии общества. Но какова должна быть новая русская культура, было неясно. Даже сейчас, когда прошло уже 17 лет с начала нового периода и почти вся старая, советская система массовой культуры разрушена, ясности в этом вопросе нет. Русские в этом отношении безнадежно отстали от титульной нации, которая сумела на месте разрушенной советской системы культуры создать новую национальную, хотя и эстонцы испытывали трудности при решении этого вопроса. Но это особая проблема, заслуживающая отдельного разговора.
     Здесь же хотелось бы коснуться лишь одного вопроса – о традициях, об использовании в новых условиях опыта прошлых поколений. Новая система культуры в Эстонии создавалась, так сказать, по контрасту с советской, посредством отрицания ее, отчуждения от нее. Эстонцы в этой «перестройке культуры» широко опирались на опыт первой Эстонской Республики (1918–1940), на культуру тех лет, на восстановление ее старых традиций вплоть до эпохи национального возрождения позапрошлого столетия.
     При этом со временем наметились как бы две линии, два потока в этом процессе. Для одного возврат к национальным традициям прошлого – главное, именно к этому надо стремиться в новых условиях, когда в мире всё больше торжествует космополитический «американизм», стирающий все национальные различия. Второй поток, не отрицая полезности использования традиций прошлого, всё же призывает шире обращаться к новейшему опыту европейских и американской культур, к тому, что создано в мире в последние десятилетия. Иначе, считают они, мы отстанем от развития мировой культуры. Эти два потока сосуществуют в современной эстонской культуре и объективно дополняют друг друга.
Русские деятели культуры в новых условиях тоже вспомнили о традициях русской культуры в Эстонии досоветской поры, о возможности использования опыта, достижений русских 1920–1930-х гг. Правда, они сразу же столкнулись с бóльшими трудностями, чем эстонцы. Дело в том, что эстонцы и в условиях советской власти не порывали полностью со старыми национальными традициями, были знакомы с литературой, искусством, культурой 1920–1930-х гг., и для них возврат к их традициям был естественен и относительно прост. Абсолютное же большинство русских в Эстонии – за исключением небольшой группы, уцелевшей от сталинских репрессий, старой интеллигенции 1920–1930-х гг. и их потомков – ничего не знала о русской культуре периода первой Эстонской Республики. Значительная часть этого большинства долго не могла порвать с советским мировосприятием. Кстати, и сейчас таких еще немало, достаточно почитать реплики в интернетском Делфи.
     Но все-таки, так или иначе, были предприняты попытки при создании системы новой культуры использовать опыт той поры. Здесь знаковой фигурой стал Николай Васильевич Соловей, один из наиболее активных деятелей на ниве русской культуры 1990-х – 2000-х годов. Русская элита несколько иронически относилась к Николаю Васильевичу, человеку неординарному, с нестандартной биографией. Он – уроженец Печорского края, окончил русскую гимназию в Печорах и вслед за тем Печорскую духовную семинарию, был регентом церковного хора в селе Паниковичи, участник русских республиканских певческих праздников. Призванный в Красную Армию, окончил военное училище, в годы II Мировой войны воевал на фронте в составе Эстонского стрелкового корпуса. После войны продолжал службу в Советской Армии, окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе, работал по ведомству гражданской обороны в Таллинне. Там же демобилизовался в чине полковника. В 1988 г. стал председателем только что созданного Общества славянских культур и с этого времени полностью переключился на общественную деятельность. В своих начинаниях он исходил почти исключительно из опыта русских в Эстонии 1930-х гг., ему лично знакомого. Н.В.Соловей восстановил и возглавил Союз славянских просветительных и благотворительных обществ в Эстонии и был его председателем с 1992 г. до смерти в 2007 г. Союз под руководством Н.В. Соловья стал организатором ряда культурных мероприятий, из которых самыми значительными были семь широкомасштабных праздников песни и танца «Славянский венок» (1991–2007) при участии гостей из-за рубежа (последний праздник, правда, состоялся уже после его смерти, но это была идея Николая Васильевича и он его готовил). При союзе в Таллинне стал работать народный университет. Под эгидой союза находятся некоторые общереспубликанские объединения (хоровое, оркестровое, филармоническое и другие общества). Союз был учредителем ряда премий для деятелей культуры. Н.В. Соловей был инициатором сооружения памятнику Ф.М. Достоевского в Таллинне.
     Вообще Николай Васильевич Соловей сделал много. Он был истинным энтузиастом, отдавался делу всей душой, не боялся открыто выступать с критикой властей. Из-за этого он не представлен ни в одном эстоноязычном энциклопедическом или биографическом словаре. При этом Н.В. Соловей был человеком дела, а не слов. Это он доказал организацией «Славянских венков», что было нелегким испытанием. Однако практически все его начинания восходят, как я уже сказал, к опыту 1930-х гг. Между тем, этот опыт уже явно устарел. Поэтому и судьба многих начинаний Николая Васильевича оказалась – особенно после его кончины – не слишком счастливой, успешной.
     Он, как и русские деятели 1920–1930-х гг., считал национальные общества основным звеном культурной жизни, при них должны были создаваться и функционировать всевозможные кружки, любительские музыкальные и драматические коллективы. Именно общества, прежде всего просветительные по своему характеру, должны были объединять людей русской культуры, утверждать их национальный идентитет. В состав союза входило несколько десятков обществ из разных городов Эстонии. Вначале они работали в большинстве случаев довольно интенсивно, но в 2000-е годы их деятельность стала пробуксовывать, замирать. Традиционные формы работы, восходящие к 1930-м гг., перестали привлекать интеллигенцию и молодежь. Об этом можно судить по тартуским обществам. В последнее время их деятельность ограничивается тем, что раза два в год члены их встречаются и совместно отмечают Рождество или Новый год, иногда масленицу. Молодежь, как правило, в этом не участвует.
     Интеллигенция да и молодежь охладела к несколько помпезным праздникам песни и танца «Славянский венок», считая их неким смотром художественной самодеятельности, который не может удовлетворить сколько-нибудь взыскательного зрителя. Я не совсем согласен с этой критикой, но доля истины в ней есть.
     Показательна и судьба созданного Н.В. Соловьем Союза славянских (с 2007 г. русских) просветительных и благотворительных обществ. Поначалу он, действительно, играл немаловажную роль в русской массовой культуре Эстонской республики, был в значительной мере объединяющим консолидирующим началом. Но со временем в союзе всё чаще стали возникать внутренние конфликты, крепло недовольство характером деятельности союза. Этому способствовал и несколько авторитарный стиль руководства им, характерный для Н.В. Соловья. В результате в январе 2005 г. в союзе произошел раскол, была создана альтернативная «зонтичная» организация – Ассоциация русских национальных культурных обществ. Не так давно она получила новое название – «Садко». Вслед за ней – уже после смерти Николая Васильевича – от союза откололось Таллиннское общество славянских культур. Итак, единое объединение ревнителей русской культуры в Эстонии оказалось замененным тремя, отнюдь не дружески настроенными по отношению друг к другу. На роль руководителя русской культуры в республике претендует и Русский культурный центр (РКЦ) в Таллинне, муниципальное учреждение столичной мэрии. Мягко говоря, сложности в их взаимоотношениях усиливает извечная проблема финансов. Государство выделяет очень мало средств на развитие русской культуры в республике. К тому же четко не определены принципы ее финансирования, распределения выделяемых средств. Отсюда острота финансового вопроса, приводящая к новым конфликтам.
     К счастью, как будто, наметился свет в конце туннеля – я имею в виду новое, созданное в 2008 г. и охватывающее все три «зонтичных» организации объединение «Общество Кирилла и Мефодия» под эгидой РКЦ (директор – Юрий Поляков). Это не союз, его скорее можно назвать своего рода конфедерацией. Будущее покажет, насколько прочно и действенно новое объединение. Но вся предшествовавшая его созданию передряга на пользу русской культуре в Эстонии, конечно, не пошла. До сих пор не выработана какая-либо четкая программа развития русской культуры в республике, не до конца ясны ее цели и пр., и пр.
     Сейчас, в общем-то, стало очевидным, что простое механическое перенесение в сегодняшний день старых форм культурной деятельности, изжило себя – изменилась общественно-политическая обстановка, состав участников и т. д. Старый опыт, конечно, надо использовать, к нему надо обращаться, но это необходимо делать осторожно. Сам этот старый опыт нуждается в модернизации.
     Все-таки не менее важным являются поиски, создание новых форм работы на ниве культуры, новых по своему типу культурных мероприятий и объединений. При этом важно использовать уже накопленный другими странами опыт. Но как раз с этим в современной системе русской массовой культуры в Эстонии мы встречаемся редко. Нам явно не хватает новаций, к которым особенно тянется молодежь, ее мы всё реже встречаем на наших мероприятиях.
Нередко можно услышать жалобы: молодежь увлекается тем, что не имеет отношения к русской национальной культуре – тяжелый рок, поп-музыка, реп- или брейк-данс. На самом деле тут всё сложнее. В этой связи можно сослаться на удачный опыт работы Марины Ереминой и ее студии «Joy» в маленьком южно-эстонском городке Валга.
     Нам нужен разумный синтез старого и нового. Кое-что в этом направлении делается. Я имею в виду и фестивали любительского искусства, и деятельность сложившихся за последние годы коллективов, иногда, как таллиннские фотои киностудии, организационно оформленные, иногда, как группа Дениса Полякова, формально нигде не зарегистрированные. Группа любителей литературы Дениса Полякова в прошлом году устроила прекрасную выставку в честь 100летия русского футуризма.
     Но тут я перешел к проблеме, которая прямо не связана с темой статьи. Она нуждается в специальном исследовании и могла бы стать темой специальной работы.